Хочу вас заинтриговать своей первой книгой, которая будет скоро дописана.

       "... - Это история давних времен, когда боги были маленькими, а люди не намного больше, когда весь мир принадлежал первым переселенцам. Когда мы владели миром, а мир владел нами. Когда ты и я - все мы были чем-то большим. И мир был не тот. И мы были другими. И весь путь лежал перед вами. Только вы выбрали другой путь. И проиграли...
   Голова старухи чуть-чуть наклонилась, как будто она пыталась уловить какой-то звук внутри своей мятежной души. Она была словно олицетворение безысходной скорби в своем черном бархатном одеянии, тяжелыми складками окутывавшем всю ее фигуру до самых пят. Черная вуаль скрывала ее старое лицо, изборожденное глубокими морщинами, которые помнили все... Сложенные на коленях маленькие руки были затянуты в черные шелковые перчатки с большим кроваво-красным рубином на каждой. Древние глаза смотрели сквозь вуаль на человека перед нею, но не видели его. Нет, ее глаза видели совсем другое...
    Человек напротив нее нервно переминался с ноги на ногу и кутался в свой просторный плащ, отороченный мехом горностая, словно испытывал сильный холод или страх. Его рука в бархатной перчатке, стискивающая ворот у самого подбородка, сильно дрожала, так что огромный сапфир на пальце отбрасывал мерцающие блики на каменные стены. Когда начало казаться, что старуха замолчала надолго в этот раз, из глубокого капюшона с мехом горностая показался один блестящий глаз.
   - Продолжайте, матушка, - прошептал он слегка хриплым голосом.
    Старуха откинулась на высокую спинку своего трона, даже не посмотрев на говорившего. Она как будто опять перенеслась в одной только ей ведомые дали. Наконец старая женщина продолжила :
    - Это история нашей души... и нашего проклятия. Это история черного пятна, лежащего на нашей чести. Это история нашего с тобой позора... Знаешь, вечная жизнь никогда не давалась легко... да, ты знаешь... Вы, предавшие все, никогда не хотели многого. Вы хотели лишь жить спокойно. Но он был другим. Он был таким тонко чувствующим мальчиком... Никто не знал, до чего может довести тоска одинокой нежной души...
    Лунный свет, льющийся из высоких стрельчатых окон, окутывал две фигуры словно саваном - одна фигура на троне и другая подле нее, полностью закутанная в плащ. Огромная зала хранила в своих сумрачных углах шепот чьих-то губ, взгляды чьих-то глаз. Они всегда будут жить здесь, запертые навеки в тюрьме собственной тайны, в тюрьме собственной вечной жизни, которой не суждено закончиться никогда.
    Человек в плаще с мехом горностая опять открыл только один глаз, выглянув из своего убежища глубокого капюшона, и посмотрел на рассказчицу, которая так и не закончила свой рассказ. Теперь она его уже не закончит. Ее голова склонилась набок, она словно уснула. Вуаль на ее лице не трепетала от дыхания. Рука в черной шелковой перчатке соскользнула с колен. Тяжелый гобелен слегка заколыхался, словно от слабого порыва ветра. Человеку показалось, что там кто-то есть. Он неподвижно стоял, кутаясь в свой плащ, словно сильно замерз. Лунный свет делал его похожим на призрака, бесплотного потерянного духа в плаще с мехом горностая. Незримые голоса кружились вокруг него, снова и снова заставляя его трепетать."...